Из Исфахана в Менильмонтан: Путь Али Эрфана

Пе­ре­ве­дено с фран­цуз­ского

Вос­ток с его тайнами и му­че­ни­ями все­гда пи­тал за­пад­ное во­об­ра­же­ние. Но что мы действи­тельно знаем о со­вре­мен­ной Пер­сии, об этой земле по­э­зии, став­шей те­ат­ром ре­во­лю­ции, ко­то­рая по­тря­сла ми­ро­вой по­ря­док? Именно окно в этот Иран, про­ни­зан­ный про­ти­во­ре­чи­я­ми, от­кры­вает нам твор­че­ство Али Эр­фа­на, пи­са­теля и ки­но­ре­жис­сёра1Кинорежиссёр: Один эпи­зод ил­лю­стри­рует пря­мые угро­зы, ко­то­рые на­ви­сли над ху­дож­ни­ком и уско­рили его из­гна­ние. Ко­гда его вто­рой фильм был по­ка­зан в Ира­не, ми­нистр куль­ту­ры, при­сут­ство­вав­ший в за­ле, за­явил в кон­це: «Един­ствен­ная бе­лая сте­на, на ко­то­рую ещё не про­лили кровь не­чи­стых, — это ки­но­экран. Если каз­нить этого пре­да­теля и этот экран ста­нет крас­ным, все ки­не­ма­то­гра­фи­сты поймут, что не­льзя иг­рать с ин­те­ре­сами му­суль­ман­ского на­рода»., ро­див­ше­гося в Ис­фа­хане в 1946 году и вы­ну­жден­ного жить в из­гна­нии во Фран­ции с 1981 го­да. Его про­из­ве­де­ния, на­пи­сан­ные на фран­цуз­ском язы­ке, ко­то­рый он сде­лал сво­им, яв­ля­ются прон­зи­тель­ным и ред­ким по тон­ко­сти сви­де­тель­ством о тра­ге­дии на­рода и уча­сти из­гнан­ни­ка.

Письмо как сопротивление

В его ис­кус­стве зон­ди­ро­ва­ния душ, тер­за­емых ти­ра­нией и аб­сурд­но­стью фа­на­тиз­ма, мно­гие ви­дят в Али Эр­фане до­стойного на­след­ника ве­ли­кого Са­дека Хе­да­ята2Са­дек Хе­даят: Отец со­вре­мен­ной иран­ской ли­те­ра­ту­ры, по­хо­ро­нен на клад­бище Пер-Ла­шез в Па­ри­же.. Его пись­мо, бес­по­щадно от­кро­вен­ное, по­гру­жает нас в мрач­ную и гне­ту­щую, по­чти каф­ки­ан­скую все­лен­ную — все­лен­ную об­ще­ства, от­дан­ного во власть тер­ро­ра, уста­нов­лен­ного «гал­лю­ци­ни­ру­ю­щей фи­ло­со­фией има­мов»: будь то пре­сле­ду­е­мые жен­щины из Ma femme est une sainte (Моя жена — свя­та­я), угнетён­ные ху­дож­ники из Le Dernier Poète du monde (По­след­ний поэт ми­ра) или про­кля­тые фи­гуры из Les Damnées du paradis (Про­кля­тые ра­я). Смерть, про­пи­ты­ва­ю­щая эти рас­ска­зы, — это не только смерть от на­си­лия, но смерть от то­та­ли­тар­ного го­су­дар­ства, ко­то­рое её по­ро­жда­ет, этого зда­ния, ко­то­рому для воз­ве­де­ния ну­жен це­мент из тел. Это тот же са­мый це­мент, ко­то­рый мы на­хо­дим в Sans ombre (Без те­ни), мощ­ном сви­де­тель­стве об ира­но-и­рак­ской войне, этом «ужа­са­ю­щем брат­ском клад­бище», срав­ни­мом с окоп­ными бит­вами Пер­вой ми­ро­вой вой­ны, ко­то­рое вы­пило кровь со­тен ты­сяч лю­дей:

«Были также до­бро­воль­цы, ко­то­рые, с мыс­лью о смер­ти, рас­ка­пы­вали зем­лю, чтобы де­лать ямы, по­хо­жие на мо­ги­лы, ко­то­рые они на­зы­вали “брач­ным по­коем для влю­блён­ных в Бо­га”.

Но не важно бы­ло, ка­кой смысл каж­дый вкла­ды­вал в своё вре­мен­ное жи­ли­ще; он дол­жен был ко­пать свою яму в на­прав­ле­нии Мек­ки, а не в сто­рону вра­га, ко­то­рый был на­про­тив.»

Эр­фан, Али. Sans ombre (Без те­ни), Ла-Тур-д’Эг: Из­да­тель­ство де л’Об, се­рия «Regards croisés», 2017.

Если Али Эр­фан не имеет ра­до­сти ве­ры, то это его не­до­ста­ток, или ско­рее его не­сча­стье. Но это не­сча­стье имеет весьма серьёз­ную при­чи­ну, я имею в виду пре­ступ­ле­ния, ко­то­рые он ви­дел со­вер­шён­ными во имя ре­ли­гии, чьи за­по­веди были ис­ка­жены и от­вра­щены от их ис­тин­ного зна­че­ния, вера пре­вра­ти­лась в без­умие:

«Он без спешки от­крыл одну из тол­стых па­пок, вы­нул ли­сток, осмот­рел его и вдруг вос­клик­нул:

— За­прите эту жен­щину в джу­то­вый ме­шок и бро­сайте в неё кам­ни, пока она не сдох­нет как со­ба­ка. […]

И он про­дол­жал, по­вто­ряя тот же жест, рас­ка­чи­вая письмо то­го, кто от­пра­вился к Бо­гу, хва­тая дру­гое […]. Он вне­запно встал, стоя на сто­ле, и за­кри­чал как без­ум­ный:

— Пусть отец за­ду­шит сво­его сына соб­ствен­ными ру­ка­ми…»

Эр­фан, Али. Le Dernier Poète du monde (По­след­ний поэт ми­ра), пер. с пер­сид­ского ав­то­ром и Ми­шель Кри­сто­фа­ри, Ла-Тур-д’Эг: Из­да­тель­ство де л’Об, се­рия «L’Aube poche», 1990.

Об изгнании и памяти

Из­гна­ние — это ра­на, ко­то­рая ни­ко­гда пол­но­стью не за­кры­ва­ет­ся. В Adieu Ménilmontant (Про­щай, Ме­ниль­мон­тан) Али Эр­фан на время остав­ляет свою род­ную Пер­сию, чтобы рас­ска­зать нам о Фран­ции, своей при­ю­тив­шей его зем­ле. Ро­ман — это дань ува­же­ния улице Ме­ниль­мон­тан, этому кос­мо­по­ли­тич­ному квар­талу Па­ри­жа, где он жил и ра­бо­тал фо­то­гра­фом. Это неж­ная и по­рой же­сто­кая хро­ника жизни «за­блуд­ших мира», этих па­рий жиз­ни, ко­то­рые, как и он, ока­за­лись в этом убе­жи­ще. Од­нако даже во Фран­ции Иран ни­ко­гда не бы­вает да­ле­ко. За­па­хи, зву­ки, лица — всё на­по­ми­нает о по­те­рян­ном Вос­то­ке. Па­мять, ко­то­рая, чтобы бо­роться с за­бве­ни­ем, от­би­рает из про­шлого наи­бо­лее яр­кие чер­ты.

Каж­дый раз, ко­гда он берётся пи­сать, Али Эр­фан ищет время своей ран­ней юно­сти. Он вку­шает экс­таз вос­по­ми­на­ния, удо­воль­ствие от об­ре­те­ния по­те­рян­ных и за­бы­тых ве­щей в род­ном язы­ке. И по­скольку эта об­ретён­ная па­мять не рас­ска­зы­вает точно то, что про­изо­шло, именно она яв­ля­ется на­сто­я­щим пи­са­те­лем; а Али Эр­фан — её пер­вый чи­та­тель:

«Те­перь я знаю его язык [фран­цуз­ский]. Но я не хочу го­во­рить. […] Ма­дам го­во­рит: “Мой до­ро­гой, ска­жи: жас­мин”. Я не хо­чу. Я хочу про­из­не­сти имя цвет­ка, ко­то­рый был в на­шем до­ме. Как он на­зы­вал­ся? По­чему я не по­мню? Этот боль­шой цве­ток, ко­то­рый рос в углу дво­ра. Ко­то­рый под­ни­мал­ся, ко­то­рый вил­ся. Он взби­рался над две­рью на­шего дома и сви­сал на ули­цу. […] Как он на­зы­вал­ся? Он хо­рошо пах. Ма­дам снова го­во­рит: “Ска­жи, мой до­ро­гой”. А я пла­чу, я пла­чу…»

Эр­фан, Али. Le Dernier Poète du monde (По­след­ний поэт ми­ра), пер. с пер­сид­ского ав­то­ром и Ми­шель Кри­сто­фа­ри, Ла-Тур-д’Эг: Из­да­тель­ство де л’Об, се­рия «L’Aube poche», 1990.

Твор­че­ство Али Эр­фа­на, од­но­вре­менно един­ствен­ное и уни­вер­саль­ное, по­гру­жает нас в гне­ту­щий Вос­ток, где тяж­ким гру­зом ле­жит свин­цо­вая ман­тия щу­паль­це­вид­ной те­окра­тии. Ко­неч­но, можно было бы опа­сать­ся, что пи­са­тель-из­гнан­ник слу­жит, во­преки са­мому се­бе, лишь для под­питки клише « за­пад­ной исла­мо­фо­бии » — те­зис, ле­жа­щий в основе ра­боты Хес­сама Но­грехчи «Яв­ля­ется ли ли­те­ра­тура из­гна­ния ма­лой ли­те­ра­ту­рой?». Но тот, кто ви­дел бы только эту сто­рону ве­щей, упу­стил бы глав­ное; ведь пер­сид­ская куль­тура ис­по­кон ве­ков де­лала из раз­луки и из­гна­ния ис­точ­ник своей чи­стейшей пес­ни. Та­ков урок флейты Ру­ми, чья воз­вы­шен­ная му­зыка ро­жда­ется из стеб­ля, вы­рван­ного из род­ных ка­мы­шей: « Слу­шай, как трост­ни­ко­вая флейта рас­ска­зы­вает ис­то­рию; она се­тует на раз­лу­ку: “С тех пор как меня сре­зали в ка­мы­шах, мой плач за­став­ляет сто­нать муж­чину и жен­щи­ну” ». Го­лос Али Эр­фа­на, как го­лос этой флейты, ро­жда­ется не вопреки тре­щи­не, а именно через неё, пре­вра­щая же­сто­кость ре­аль­но­сти в прон­зи­тель­ную ме­ло­пею.


Для дальнейшего чтения

Вокруг Adieu Ménilmontant (Прощай, Менильмонтан)

Цитаты

«[…] я лю­блю эту ули­цу. Она — ярем­ная вена квар­та­ла, ко­то­рый остаётся убе­жи­щем для всех за­блуд­ших ми­ра. Вот уже по­ко­ле­ния, как па­рии жизни ока­зы­ва­ются в этом ме­сте, как я, зна­ко­мый с этими ме­стами и всё же бо­лее чу­жой, чем ко­гда-ли­бо.

Не бу­дем услож­нять! По­сте­пенно по­те­ряв всю но­сталь­гию по моей стране и не же­лая, с дру­гой сто­ро­ны, при­над­ле­жать этому го­ро­ду, я чув­ствую себя ни­от­ку­да. Я чув­ствую себя сво­бод­ным!»

Эр­фан, Али. Adieu Ménilmontant (Про­щай, Ме­ниль­мон­тан), Ла-Тур-д’Эг: Из­да­тель­ство де л’Об, се­рия «Regards croisés», 2005.

Загрузки

Звуковые записи

Вокруг La 602e nuit (602-я ночь)

Цитаты

«Я вы­пря­мил­ся, чтобы от­крыть за­на­вес. В ком­нату хлы­нула смесь хо­лод­ного лун­ного света и тёплого света улич­ных фо­на­рей. Она была одета в чёр­ное с го­ловы до ног, вплоть до пер­ча­ток. Она так пре­уве­ли­чи­ла, что её лицо по­ка­за­лось мне со­вер­шенно чу­жим, об­рам­лён­ное плат­ком. Но как только она сняла его, я уви­дел её длин­ные во­ло­сы, вол­ни­стые как ни­ко­гда, до та­лии. И я узнал её. Она также дер­жала в руке бу­кет цве­тов. Я улыб­нул­ся:

— Ты ви­дишь меня смущён­ным.

— Не шу­ти, это не для те­бя.»

Эр­фан, Али. La 602e nuit (602-я ночь), пер. с пер­сид­ского Ани­той Ник­нам и Жан-Лю­ком Мо­ро, Ла-Тур-д’Эг: Из­да­тель­ство де л’Об, се­рия «Regards croisés», 2000.

Вокруг La Route des infidèles (Путь неверных)

Цитаты

«Уже час, как я по­те­рял Остада в тол­пе. Я ста­рался слу­шать раз­го­воры па­лом­ни­ков под ку­по­лом. Но я не слы­шал ни­че­го, кроме смут­ного и пу­та­но­го. Я те­рялся в этом всё больше и боль­ше. В углу ста­рик со­вер­шал мо­лит­ву. Он был со­вер­шенно бла­го­ро­ден. Из­да­лека мне по­ка­за­лось, что он от­ре­зан от мира и что пе­ред ним веч­ность. Он при­тя­ги­вал ме­ня. Как только я ока­зался ря­дом с ним, у сте­ны, я уви­дел, что его губы ше­ве­лят­ся.»

Эр­фан, Али. La Route des infidèles (Путь не­вер­ных), Ла-Тур-д’Эг: Из­да­тель­ство де л’Об, се­рия «Regards croisés», 1991.

Вокруг Le Dernier Poète du monde (Последний поэт мира)

Цитаты

«Мой рас­сказ бу­дет бы­стрым, как ан­гел смер­ти, ко­гда он по­яв­ля­ется в окне или в щели под две­рью, за­хва­ты­вает душу худ­шего из ти­ра­нов и тут же ис­че­зает тем же путём, унося душу по­эта.»

Эр­фан, Али. Le Dernier Poète du monde (По­след­ний поэт ми­ра), пер. с пер­сид­ского ав­то­ром и Ми­шель Кри­сто­фа­ри, Ла-Тур-д’Эг: Из­да­тель­ство де л’Об, се­рия «L’Aube poche», 1990.

Вокруг Les Damnées du paradis (Проклятые рая)

Цитаты

«Я не на­пи­сал эту ис­то­рию. Я по­лу­чил её по по­чте. На кон­верте кто-то на­клеил эти­кетку и на­пе­ча­тал мел­кими бук­вами моё имя и мой ад­рес в два­дца­том округе Па­ри­жа. Я от­крыл па­кет и об­на­ру­жил ли­сты, ис­пи­сан­ные пло­хим по­чер­ком, то­ро­пли­вой ру­кой. Они были гряз­ные и раз­ного раз­ме­ра. Каж­дый мог бы при­над­ле­жать дру­гому ве­ку. Один из них ка­зался вы­рван­ным из ре­ки, на­столько он был про­пи­тан во­дой. Кто-то вы­су­шил его и на пят­нах вос­ста­но­вил не­ко­то­рые сло­ва, рас­творён­ные во­дой, ко­то­рые всё ещё уга­ды­ва­лись. При пер­вом осмотре я, оче­вид­но, не за­ме­тил этой де­та­ли, как не по­ду­мал, что слёзы, а не реч­ная вода могли раз­мыть строки до не­ви­ди­мо­сти.»

Эр­фан, Али. Les Damnées du paradis (Про­кля­тые ра­я), пер. с пер­сид­ского ав­то­ром и Ми­шель Кри­сто­фа­ри, Ла-Тур-д’Эг: Из­да­тель­ство де л’Об, 1996 (пе­ре­из­да­ние 2017).

Вокруг Ma femme est une sainte (Моя жена — святая)

Цитаты

«Я не по­мню, ко­гда и где я про­чи­тал эту ис­то­рию3Эта ис­то­рия — об осно­ва­нии го­рода Зо­бе­ида, взя­тая из книги Не­ви­ди­мые го­рода Итало Каль­ви­но.; но я осо­знаю, что мои сны о про­шлом я по­строил себе по­сле про­чте­ния этой но­вел­лы.

Ис­то­рия рас­ска­зы­ва­ла, что лю­ди, жи­ву­щие в далёких друг от друга кра­ях, вне­запно на­чали ви­деть один и тот же сон: лун­ный свет по­яв­лялся но­чью в по­ки­ну­том, не­из­вест­ном го­ро­де. Об­нажён­ная жен­щина бе­жала по пе­ре­ул­кам, у неё были длин­ные во­ло­сы, её ви­дели только со спи­ны. Каж­дый сно­ви­дец пре­сле­до­вал её че­рез го­род, но вне­запно жен­щина ис­че­зала за по­во­ро­том ули­цы, и сно­ви­дец больше не мог её до­стичь…»

Эр­фан, Али. Ma femme est une sainte (Моя жена — свя­та­я), Ла-Тур-д’Эг: Из­да­тель­ство де л’Об, се­рия «Regards croisés», 2002.

Вокруг Sans ombre (Без тени)

Цитаты

«Сотни мо­ло­дых лю­дей топ­та­лись во дво­ре. По мере при­бли­же­ния к офи­сам вер­бов­щи­ков ца­рило рас­ту­щее вол­не­ние. В ко­ри­доре не­сколько групп громко спо­ри­ли. Был ха­ос: ни­ко­го, чтобы ин­фор­ми­ро­вать или на­прав­лять но­вых до­бро­воль­цев, даже бо­ро­да­тых с по­вяз­ка­ми, ко­то­рые бе­гали во все сто­ро­ны. Сотни уче­ни­ков за­пол­няли ко­ри­дор; они тол­ка­лись […], шу­ти­ли, апло­ди­ро­ва­ли, но редко кто про­те­сто­вал. Не было впе­чат­ле­ния, что они ухо­дят на фронт, а ско­рее на пик­ник на бе­регу Ка­спийского мо­ря. Война была да­ле­ко, смерть от­сут­ство­ва­ла.»

Эр­фан, Али. Sans ombre (Без те­ни), Ла-Тур-д’Эг: Из­да­тель­ство де л’Об, се­рия «Regards croisés», 2017.

Библиография

Avatar photo
Yoto Yotov
Articles : 120